[rivermaiden]

Если коротко, то спасибо тем, кто втянул меня в мир Марвел (Локи и Лилс). Едва ли он станет моим любимым, однако оказалось, он не пустой и не картонный, как мне когда-то казалось. Спасибо крутооой команаде Стражей (Эл, Арти, Анри, Игорь и Луи) и леди Сиф за первую ночь и за следующий день тоже. Спасибо тем, с кем поигралось близко и много (Хельта!, Луи и Даша).
Все были как минимум эффектны. Ванда, Звездный Лорд, Ракета и Гарри как будто из фильмов вышли, однозначно покорили Капитан и Тони Старк, и было любопытно наблюдать за Баки, Тором и Локи, хотя с ними я знакома весьма поверхностно и без первоисточников. На последних вообще смотрела почти с попкорном:

— А почему моего брата выпустили, а меня нет?
— Ну потому что он хороший, а ты...
— ...
Может, переврала, но я услышала это как-то так)


В общем, зацепило. Люблю «Человека-Паука» еще с детства (старые фильмы), а потом вышли новые, и они, как мне кажется, очень неглупые. Достаточно простые, но логичные, аккуратные и красивые. Рада, что я смогла в эту историю поиграть. Поиграла бы еще, наверное.

как должно было быть

Пробка на Бруклинском мост, что хищный змей, туго вяжет по рукам и ногам, и куда только деться теперь? Она ведь не птица и не супергерой, чтоб оторвать себя от потертого кресла такси и полететь навстречу новому миру в Старом Свете. Чуть тревожно постукивая пальцами по стеклу, Гвен неотрывно смотрит сквозь него, и взгляд ее одновременно беспокоен и рассеян, как у испуганного зверька. Впереди — целый мир, но позади ведь тоже остается так много, что стоит только обернуться, и не хватит решимости отказаться от всего этого.
Но так, конечно, не по правилам.

В небольшой сумочке послушно лежат только нужные вещи: телефон, билет, паспорт, кажется, какая-то книга и жевательная резинка со вкусом мяты, а вот голова полнится самыми разными мыслями, половину из которых должно выкинуть как лишние , но не так уж это и просто, знаете ли. Никто не провожает Гвен, эти прощания, они ведь не делают расставания проще, напротив, только держат покрепче паутины Человека-Паука.
О нем, кстати, тоже не стоит, как будто это сделает что-то хоть чуточку проще.

Кесарю, как известно, кесарево. Им обоим мир спасать, но ее борьба другая, и как знать, быть может, однажды она найдет в недрах грядущих открытий лекарство от рака или что-то такое, но нет, конечно, уже нет. Ток бьет кнутом по Нью-Йорку, и все возвращается к тому дню, когда одинокий и никому не нужный Макс Диллон в свой День рождения электрическим фениксом из пепла поднимается и обретает новую жизнь. А после — Озборн и высота, лишь кажущаяся бесконечной, но все ж имеющая вполне закономерное и трагическое завершение. Вечерний воздух жесток и неумолим, а вместе с ним законы физики и подлости, и куда только деться теперь? Она ведь не птица и не супергерой, чтоб остановить этот глупый полет и взмыть навстречу тщетно бегущей вслед серебряной нити паутины. Отчаянно хватая пустоту руками, Гвен неотрывно смотрит на удаляющуюся с каждым мгновением красно-синюю фигуру Человека-Паука, и взгляд ее одновременно испуган и рассеян. Впереди — целый мир, ведь говорят, и за смертью тоже что-то есть, но и позади так много, что боле всего хочется дотянуться до этой спешащей — как медленно! — вниз спасительной нитки.
Но так, конечно, не по правилам.
Гвен Стейси мертва уже за мгновение до того, как ее ловит паутина.

как могло было быть

— Я не люблю тебя, — слегка извиняющимся голосом говорит Питер и разводит руками.
Вместо ответа — нож у горла. Как это понимать — не любит? Все кидаются, конечно, Паркера спасать, но пелена ярости и обиды не дает вспомнить почти ничего. Кроме, кажется, того, что она от злости обозвала Ракету енотом.
— Если хочешь в команду, первое, что ты должна запомнить: Ракета, не «енот», — говорит Гамора.
Как будто ее это волнует сейчас. Питер Паркер сказал, он ее больше не любит, вот с этим что делать? Нож у нее отобрали, сейчас уже и не вспомнить, кто то был, и руки связали паутиной, а вот здесь уже проще. Гамора только на первый взгляд непреступна и сурова, но вот она уже разрывает путы на Гвен.

В команду...

Внутри искристо-светлой Гвен поселилось что-то отчаянно черное, и оно, как глубокое озеро, уводит под толщу воды некогда теплое сердце девушки. Подумать только, она ведь когда-то желала пойти в медицину, а сейчас... Руки на горле Мэри-Джейн, руки на сломанном — кто же знал! — пистолете Роуди, руки на клинке Гаморы. И даже после пробуждения в медицинском крыле, даже после освобождения от этого черного демона, даже после всех извинений и объятий Гвен чувствует, будто что-то так и осталось в этой истории мертвым.
Она знает, конечно, что Питер сказал ей все это, пока в ней был Веном, знает и то, как он рад ее исцелению, знает многое, но есть слова, которые не так и просто смыть с берега памяти. Позднее Питер, обнимая ее говорит, что они решат все, когда справятся со тем, что навалилось, а внутри Гвен предательский голос напоминает, что они же расстались. Расстались еще несколько лет назад, и он уже с другой, и она уже другая, так что же теперь? Соленая вода собирается где-то в уголке глаз, но не надо, пожалуйста, не надо. У него уже Мэри-Джейн, а у тебя...
Если хочешь в команду...
Не надежда, но какое-то подобие оной маленькой звездой загорается в душе вновь воскресшей Гвен Стейси.

и как было

— Уведи ее отсюда, — строгий голос стрелка в темных очках, и липкая паутина останавливает бегущую наверх Гвен. Ну конечно. Если прежде ей не доверяли, то теперь за нее боятся, как ж, она ведь всего-то человек — хрупкий и слабый, сломается от одного удара или двух, разобьется, задохнется или чего похуже. Только как объяснить, что всю жизнь ее беречь не удастся? Если бы она сама знала.

Питер просит назвать хоть одну причину, по которой он бы пустил ее туда, и Гвен говорит о Стражах, о путешествии в месяц, о желании быть рядом, но чувствует, как все доводы сердца легко бьются об осознание собственного бессилия.
— Я хочу находиться там без...
— ... оглядки на того, кто не может себя защитить, — завершает Гвен. Она же умная девочка. Конечно. Она все понимает. Питер боится за нее и не хочет снова видеть ее среди тех, кто одним движением руки может нанести ей рану или даже убить. Она будет мешаться. Она станет угрозой. Она станет легкой добычей.
Ну что ж, Пеппер так Пеппер, как будто у нее был другой выбор. Питер боится за нее, а она — за него. Достаточно повидала она за этот день, чтобы убедиться воочию: Человек-Паук не самый сильный среди тех, кто зовут себя Мстителями. На каждую силу найдется другая, и что, если... Нет, об этом думать нельзя.

Утро сменяет ночь, и первые лучи хрустально-холодного утра колются о сонные глаза Гвен Стейси; она ведь почти не спала, а если и спала, то некрепко. Сны, что маленькие черти, плясали вокруг, то и дело принимая облики Питера Паркера, Гарри Озборна, Мэри-Джейн и всех тех других, но вот уже утро, и проточная вода уносит с собой печали и страхи минувших дней. Спутавшиеся за ночь мысли начинают обретать более стройную форму: позвонить матери, попросить прощения у Мэри-Джейн, узнать про Гарри, может быть, даже подумать о будущем, пусть катится Оксфорд, но закончить начатое несколько лет назад несомненно нужно.

Течение мыслей Гвен Стейси прерывает порыв ветра, от которого по коже бегут мурашки, но в душе искрой зажигается надежда — неужели?.. Гвен оборачивается к окну и видит перед собой знакомую фигуру героя.
— Супергерои не входят через дверь, да?

Все было хорошо.